вторник, 2 октября 2012 г.

[vventrile] "Терроризм как реклама"

Стоит ли брать интервью у террористов? Этот вопрос довольно широко
обсуждается в России последние лет двадцать. Во время первой чеченской
войны, например, центральные российские телеканалы не раз показывали
записи бесед с лидерами "независимой Ичкерии". А с одним из них -
Шамилем Басаевым - перед телекамерами общался даже премьер-министр
страны Виктор Черномырдин. О том, что допустимо, а что нет при освещении
теракта, почему российские спецслужбы не могли найти лидеров боевиков и
почему власти сделали ставку на Ахмата Кадырова, а не Аслана Масхадова,
корреспонденту "Росбалта" рассказал известный военный корреспондент
*Ильяс Богатырев*.

Ильяс Богатырев родился 19 апреля 1964 года в селе Хабаз Зольского
района Кабардино-Балкарской АССР. Окончил журфак МГУ им. Ломоносова.
Начал работать на телевидении в начале 90-х годов внештатным
корреспондентом "Вестей". После окончания годичных курсов режиссуры, в
течении почти четырех лет работал корреспондентом программы "Взгляд".
Около года проработал в новостях Первого канала, затем несколько лет --
на РЕН-ТВ. Сотрудничал с телеканалами Бельгии и Чехии. Режиссер и
продюсер документальных фильмов. Главный редактор интернет-портала
"Эльбрусоид".


------------------------------------------------------------------------

/-- Ильяс, в последние годы вы занимаетесь документалистикой, но в 90-е
годы в России вы были известны, прежде всего, как военный
корреспондент. Сколько раз всего вы были в "горячих точках"?/

-- Впервые я попал на войну еще студентом. С группой из шести человек
поехал в Абхазию. Во время той командировки, кстати, первый раз оказался
в заложниках -- у грузин. Позже мне пришлось еще несколько раз побывать в
плену. Самый жестокий случай был уже после первой чеченской войны -- в
1997 году, когда боевики объявили охоту на журналистов.

Я как-то попытался подсчитать, сколько всего у меня было поездок на обе
чеченские войны, -- получилось более 70 командировок. Поскольку тот же
"Взгляд" выходил каждую пятницу, то я каждую неделю привозил из Чечни
репортажи. Было у меня так же несколько командировок в Приднестровье --
уже к спаду конфликта. Затем был Таджикистан. Мы ездили со съемочной
группой в Афганистан после ввода туда американских войск. Был в 2004
году в Судане, хотя там, к сожалению, не удалось побывать, где хотелось.

/-- Заказчиками материалов из этих "горячих точек" были российские
телеканалы?/

-- Да, только российские каналы. В частности, новости Первого канала. Я
одно время работал стрингером, и в качестве "вольного стрелка" делал для
них репортажи. Сейчас я уже сам снимаю документальное кино. У каждого
журналиста бывает период, когда ты вырастаешь из "репортажных штанишек",
и хочется чего-то большего. В работе не раз бывали случаи, когда
случались какие-то интересные истории или происходили необычные встречи,
но рамок репортажа, даже развернутого, не хватало. Всегда оставалось
ощущение недосказанности. Каждый журналист позже пытается высказать это
в каких-то больших формах. Так же произошло и со мной. Конечно, не
всегда это бывает удачно, и материально не всегда хватает на съемки.
Хотя, по сравнению со многими зарубежными странами, в России с
документальным кино дело обстоит не так уж и плохо. Какое-то
государственное финансирование существует. И телеканалы у нас заказывают
документальные фильмы.

/-- Мне иногда кажется, что с документальным кино в России дело обстоит
даже лучше, чем с игровым.../

-- Да, мастеров документального кино у нас много. В этом году я первый
раз в жизни был на международном фестивале документальных фильмов в
Катаре в качестве члена жюри. Это был уникальный опыт -- фильмы были
более чем из ста стран. А когда ты за неделю видишь, как снимают кино на
разных континентах, то картинка складывается потрясающая. Тут и
менталитет сказывается, и национальный характер каждой страны, и
темпоритм кино -- как его "клеят" в разных странах. Например, норвежское
кино сильно отличается от индонезийского.

/-- По качеству или по смыслу?/

-- И по смыслу, и по качеству. Но еще и по принципу монтажа: у норвежцев
очень длинные, потрясающе выстроенные планы. Каждый из них как
фотография. Против рваного, неравномерного индонезийского монтажа. Со
смыслом, но с каким-то своим.

/-- Один из снятых вами фильмов называется "Терроризм как реклама".
Откуда взялось такое название?/

-- Мы делали этот фильм с Аидой Соболевой при поддержке Росгоскино. Тема
была понятна и злободневна: как вести себя журналисту при освещении
террористических актов? Давать ли слово террористам? В работе тех, кто
освещает подобные темы, всегда возникает много сложных вопросов. К
сожалению, хронометраж фильма всего 26 минут, и мы не смогли раскрыть
все темы. Хотя примечательные моменты мы отметили. Позже планировали
продолжить работу, но финансирование было прекращено.

/-- Каково ваше отношение к этой проблеме как журналиста: стоит ли давать
слово террористам?/

-- В каждом случае по-разному. Но в целом я считаю, что главный критерий
того, как вести себя при освещении террористического акта, -- поможет ли
это сохранить жизнь заложникам? Спасет ли это чьи-то жизни? Если это
спасет жизни людей, то, я считаю, террористам можно давать слово. Другое
дело, какие слова давать в эфир, а какие не давать?

Например, когда в 1995 году захватили Буденновск -- это был самый
массовый захват заложников в истории, -- Черномырдин вышел на прямую
связь с Басаевым. Должен он был это делать? В этой ситуации, я считаю,
что должен был. Иначе жертв могло быть гораздо больше, чем 131 человек.

Позже власти были вынуждены Басаева отпустить. Он потребовал к себе в
автобус журналистов и депутатов. А я был в числе 12 российских
журналистов, которые согласились поехать с ним. Кстати, иностранных
журналистов там было много. Но как только всем раздали бумаги на подпись
-- согласен добровольно сопроводить банду, -- ни одного иностранного
журналиста не осталось. В этом смысле наши журналисты вели себя намного
мужественнее, хладнокровнее и профессиональнее, чем иностранцы.

/-- Может быть, потому что это была, что называется, "своя" война?/

-- Я тут имею в виду не этот случай, а вообще работу российских
журналистов в "горячих точках". Они всегда проявляли удивительную
смекалку и умение выкручиваться из самых невероятных ситуаций, тогда как
иностранные коллеги больше проявляли осмотрительность и осторожность.
Возможно, это во благо, но для работы не всегда бывает полезно. Я сейчас
хочу выпустить книгу, в которой будут приведены воспоминания мои личные
и моих коллег, а также некоторые элементарные правила для журналистов --
как вести себя при работе в "горячих точках". Как себя вести с военными,
как -- с повстанцами и террористами, а как - с жителями незнакомого региона.

/-- Работая журналистом во время чеченских войн, вы брали интервью и у
Басаева, и у Радуева. Это была их инициатива? Или заказ редакции? И как
вам удавалось на них выходить -- они вам доверяли?/

-- Это не могла быть только их инициатива. Редакция сама была
заинтересована в интервью с ними.

/-- То есть, редакция выходила на контакт с ними?/

-- В редакции говорили: "Если тебе удастся в командировке с ними
встретиться и пообщаться -- сделай это". Мы пытались представить обе
стороны. У нас были бригады, которые одновременно работали по разные
стороны. Например, я ухожу в горы за Басаевым или Дудаевым, а другая
съемочная группа работает с командованием федеральными силами. Хотя мы
старались сделать упор не на военных событиях -- кто кого побеждает, а на
том, как эти события отражаются на рядовых солдатах, на обычных
гражданах, оказавшихся в этой ситуации. Для меня до сих пор остается
открытым вопрос, почему спецслужбы не могли найти выход на Дудаева или
Басаева. Я не помню случая, когда бы я захотел кого-то из них увидеть, и
не нашел выход. Когда было задание редакции найти и задать какие-то
вопросы, то я на них выходил. После Буденновска, когда Басаев скрывался
в горах Чечни, ФСК рыскала везде и не могла его найти. В редакции тоже
решили его поискать, и через две недели нашли. Мы привезли большое
интервью, записывали его всю ночь, и картину оно проясняло. Мы много раз
встречались с Масхадовым как с потенциальным политиком, на которого
можно сделать ставку, начать какой-то диалог. Но в России не было
стабильной, структурированной и организованной власти, она бросалась из
одной крайности в другую, и в итоге ничего не вышло.

/-- А почему, на ваш взгляд, в итоге было решено сделать ставку на
Кадырова, а не на Масхадова?/

-- Во-первых, Кадыров представитель самого большого тейпа Чечни, а
Масхадов -- нет. Это очень важно. Во-вторых, у власти была попытка выйти
на связь с Масхадовым, но у того не было группы людей, на которых можно
было бы опереться и навести порядок. Например, выстроить отношения с
Москвой. Масхадов был великолепным офицером-артиллеристом, прослужившим
до самого распада СССР в Прибалтике. Но он был слабым политиком. В
отличие от Кадырова, у которого еще была и группа людей, на которых
опереться он мог. Думаю, именно поэтому была сделана ставка на Кадырова.
Кроме того, ведь он был реальным духовным лидером в своем регионе.
Нельзя сказать, что он был несомненным духовным лидером, но к 2000-му
году, когда в Чечне произошел резкий раскол между радикальными
исламистами и приверженцами традиционного ислама, победили кадыровские
силы.

Я был недавно в Грозном, и сейчас невозможно узнать город, настолько
сильно он изменился. Я при этом знаю, какой ценой это дается. Люди все
еще продолжают пропадать. Но, видимо, это как раз та цена, которую
приходится отдавать за стабильность и за то, чтобы строить республику
дальше.

/-- Если бы сейчас, например, в редакции Первого канала вам сказали, мол,
спецслужбы не могут найти Доку Умарова, -- найдите, и возьмите у него
интервью. Думаете, это было бы для вас реально?/

-- Я думаю, что нет ничего невозможного. Не знаю почему, но мне как-то
везло и удавалось выходить какими-то путями на них. Я всегда выжидал.
Запрашивал то, что меня интересует, но никогда не давил и не подгонял,
условий не ставил. Это очень важно, поскольку ты имеешь дело с людьми
воюющими, и на каждое резкое движение с твоей стороны могут
отреагировать неадекватно. Ты пришел -- ушел. А они остаются и воюют дальше.

Когда мы ехали из того же Буденновска в Чечню целые сутки, мы оказались
в одном автобусе с Басаевым. Я за все это время ни разу не приставал к
нему с вопросами. Нервное напряжение там было на пределе, и я понимал,
что любое вмешательство с микрофоном неуместно. Нельзя никогда думать,
что я вот такой журналист, все покажу да расскажу. Нельзя себя так
позиционировать в общении с террористами, поскольку любое неверное
движение может прервать контакт. Или все закончится еще хуже.


SMS:
**Если бы Пушкин надел бронежилет, у него были бы все шансы набить морду Дантесу.

--
Желаю удачи,
Сергей mailto:urai-nord@yandex.ru

--
--
Информационно-дискуссионный лист портала WWW.VVENTRILE.RU
К нам подписались уже: 471 человек

Модераторский адрес и адрес для подписки:
rusya7@list.ru
Модераторы: Евгений CrazyPro,Александр Crystal,Руслан Grek
Правила листа читаем на нашем оф сайте:
http://vventrile.ru

FTP сервер портала:
ftp://s.vventrile.ru

Скачать программу Ventrilo, для общения в голосовом чате:
http://vventrile.ru/Ventrilo_3.0.8_portable_for_Vventrile.ru.7z

Данное сообщение отправлено Вам, так как Вы являетесь подписчиком информационно-дискуссионного листа от портала WWW.VVENTRILE.RU.
Для того, чтобы написать в лист используйте адрес:
mailto:vventrile@googlegroups.com

Отписаться от этого листа:
mailto:vventrile+unsubscribe@googlegroups.com

Комментариев нет:

Отправить комментарий